Конец петербургской сказки
С первой же строфы поэт вводит в стихотворение антитезу, сталкивая высокое и низкое. После прочтения первых строк в нашем сознании всплывают пушкинские строки, открывающие поэму «Медный Всадник»:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел.
.
И думал он:
.
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Маяковский практически повторяет эти строки:
Стоит император Пётр Великий,
думает:
“Запирую на просторе я!”
Но торжественное звучание пушкинского стиха заменяется разговорными интонациями. Впрочем, цель Маяковского — не спародировать Пушкина, а, вызвав в сознании читателя образ, им созданный, показать, как время этот образ трансформировало — исказило замысел Петра; показать, как буржуа начала XX века мог бы воспроизвести пушкинскую поэму.
Фантастическое вводится в текст с первых же двух строк: поэт открывает стихотворение грамматической основой стоит император, хотя речь в дальнейшем пойдёт об ожившем Медном всаднике, разделившемся на составляющие его части — Петра, коня и змея. Добавим, что в Петербурге в 1916 году было только два конных памятника Петру (Фальконе и Растрелли), поэтому читатель сразу же “спотыкается” о первую фразу. Форма настоящего времени глагола несовершенного вида показывает, что действие длится, неизвестно когда начавшись, может быть, от того момента, как Пушкин написал первые строки «Медного Всадника»: стоял и теперь стоит; думал и теперь всё ещё думает. Разгадка заключается в том, что Маяковский имеет в виду именно памятник, который ставят кому-либо, но при этом сжимает предложение, опуская всё второстепенное, и тем самым создаёт олицетворение, которое усиливается вторым сказуемым, вынесенным в отдельную строку в силу его смысловой важности, — думает.
Имя императора дано в сопровождении не номера (Первый), а эпитета, которым наделили царя современники и историки, — Великий. Это важная деталь: прозвание Петра вызывает самые разные ассоциации — с его деяниями и с его ростом. У прямой речи, выражающей мысли Петра Великого, несколько функций: с одной стороны, вызывая реминисценции с пушкинским текстом, прямая речь создаёт торжественное настроение и передаёт масштабность деятельности императора, с другой — акцентация сказуемого запирую (вместо пушкинского запируем) и введение подлежащего я придают тексту эгоистическое, а потому и ироническое звучание. Смысл иронии раскроется в дальнейшем, но мы отметим, что мысли Петра о пире перекликаются с тем, что происходит рядом с ним. В пушкинском тексте глагол запируем имеет переносное значение. Замысел царя о всемирном пире, который даст новая Россия, спародирован историей: буржуа пируют вовсю (прямое значение слова), вся их жизнь превращена в поглощение пищи и спиртных напитков. Контраст между намерениями Петра и их реализацией выражает в строфе противительный союз а:
Великие замыслы обернулись великой жратвой. Поэзии не место в этом городе, и сам текст внушает эту мысль читателю: Маяковский намеренно вводит в поэтический текст разговорную, даже грубую лексику и лишает его ясной, угадываемой ритмичности. Дело в том, что стихотворение написано акцентным стихом, но в каждой строфе количество ударных слогов в строчках варьируется от четырёх до двух. Отдельные слова образуют строки, выпирают из текста: в строфах оказывается от шести до девяти строк. Кажется, что и рифма, которая в классическом стихе крепит строфы в единое целое, почти изгнана и случайна. Однако если записать строки без лесенки, то окажется, что рифма никуда не делась, и она действительно не даёт строкам распасться, например:
Прохожие стремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то рассеянный бросил: “Извините”,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Этот принцип нарушается только во второй строфе, в которой мы найдём только пару рифмующихся слов: снят — Сенат.
Эти приёмы депоэтизации поэтического текста нужны Маяковскому, чтобы донести до читателя свой замысел: в граде Петра царствует пошлость! Так сама форма становится содержательной.
Во второй строфе Маяковский излагает мотив, заставивший Петра покинуть постамент, — это зависть. Сияние гостиницы, движение вокруг её огней привлекает внимание царя, поддающегося на петербургский обман. “Весёлый царь” не прочь повеселиться! Но поэт подчёркивает, что трое медных сознают, что нарушают правила, что им не положено двигаться, что их действия могут вызвать переполох в Сенате. Внутренний конфликт обозначен. Пётр впервые действует не так, как всегда: он таится, скрывается, а ведь при жизни всё было подчинено его воле! И этот факт создаёт в тексте комический эффект. Троица напоминает преступников, отправляющихся на дело. Но эта строфа вызывает и грусть, и не только тем, что император вынужден скрывать свою способность к передвижению, но и тем, что никому в голову не приходит: он всё видит, слышит, на всё реагирует.
В третьей строфе комический эффект нарастает. Он вызван несоответствием реакций прохожих на то, что происходит. Опасения Петра оказались напрасными: никто не замечает, что перед ними медные фигуры, ведущие себя как живые. Страх Петра спугнуть Сенат оказался беспочвенным: чтобы испугаться, нужно заметить! Петра не узнают в Петербурге: швейцар в поклоне не уменьшил рост. Маяковский усиливает абсурдность ситуации, доводя её до гротеска:
Кто-то
рассеянный
бросил:
“Извините”,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Никого не смущает и то, что в ресторан вместе с медным Петром входит медный конь и вползает медный змей.
Что же должно произойти, чтобы люди оторвались от своего обеда? Пятая строфа отвечает на этот естественно возникающий вопрос. Но ответ не может удовлетворить ни читателя, ни автора, он вызывает не только смех, но и гнев. Пошлое чувство превосходства над себе подобными пробуждает толпу. Обратим внимание, что Маяковский выбирает именно слово толпа. Оно несёт значение спаянности, единства, полного отсутствия индивидуальных чувств и мыслей — это монолит. Насмешки над лошадью, перепутавшей соломинки для коктейлей с соломой, нелепы сами по себе: лошадь не должна в этом разбираться! Тем более медная! Но этот поступок медного коня и является недопустимым для буржуа: деревне не место в «Астории». Так никто и не узнал императора, не поразился тому, что в ресторан зашёл оживший Пётр в сопровождении коня и змея. То, что действительно фантастично, в Петербурге остаётся незамеченным! Вот что в стихотворении самое невероятное. Этот мир не способен удивляться; сказку, вымысел вытеснил обед, радость чуда здесь заменило презрение к не таким, как все; уважение к величию погребено под самодовольством.
Две финальные строфы — развязка и своеобразный эпилог — наполнены отчаяньем автора и стыдом его героев, а по Петербургу проносится гиканье толпы, легко победившей Петра, сломившей его величие.
В последней строфе сжатое сравнение Пётр — узник выражает сочувствие поэта. Мы видим его печальную улыбку, потому что комизм произошедшего не отменяется: смешна слабость всесильного некогда царя, гнусны люди, переставшие удивляться чудесам, разучившиеся сочинять сказки. Смешно, когда великие замыслы искажаются до неузнаваемости. Смешно — и одновременно горько.
Вопросы и задания для наблюдений
- Перечитайте стихотворение. Каков его пафос?
- Найдите в тексте стихотворения примеры словотворчества Маяковского. Определите лексическое значение этих слов, словосочетаний и тропов. С какой целью употребляет их поэт? Как они помогают читателю понять авторское отношение к изображаемому?
- Что показалось вам самым странным в этой сказке?
- Что вызвало ваш смех? Как бы вы его охарактеризовали? Над кем и над чем смеётся поэт? Как окрашен его смех?
- Понаблюдайте за ритмикой, строфикой и рифмой стихотворения. Какие особенности вы заметили? Какую роль играют в стихотворении ритм и рифма?
- Какие антитезы есть в стихотворении? Как они помогают обнаружить авторскую позицию?
- Почему Маяковский называет стихотворение «Последней петербургской сказкой»?
- Опишите иллюстрации, которые вы бы сделали к этому стихотворению Маяковского. Как бы вы выразили в них иронию? Какие средства создания комического использовали бы?
- Сочините сказку о том, что бы могло случиться с ожившим Медным всадником сегодня.
Наша прогулка вокруг Медного всадника оказалась довольно продолжительной, но всё же не исчерпавшей тему. Вопросов оказывается больше, чем ответов. Что же такое душа города? Есть ли в любом городе нечто метафизическое, неизменное, постоянное? Или город — это только наше переживание, наше восприятие?
Задания, которые ученики выполняют после цикла прогулок к Медному всаднику
- Рассмотрите репродукции, на которых запечатлён Медный всадник. К каким произведениям они могли бы послужить иллюстрациями? Почему?
- В Петербурге есть три полнофигурных памятника Петру I — работы Растрелли, Фальконе и Шемякина. Какой из них ближе вашему представлению о Петре и его деяниях? Напишите сочинение об одном из этих памятников, соединив описание памятника с размышлениями о нём и толкованием замысла скульптора.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Последняя петербургская сказка
Стоит император Пётр Великий,
думает:
“Запирую на просторе я!” —
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница «Астория».
Сияет гостиница,
за обедом обед она
даёт.
Завистью с гранита снят,
слез император.
Трое медных
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат.
Прохожие стремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то
рассеянный
бросил:
“Извините”,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Император,
лошадь и змей
неловко
по карточке
спросили гренадин.
Шума язык не смолк, немея.
Из пивших и евших не обернулся ни один.
И только
когда
над пачкой соломинок
в коне заговорила привычка древняя,
толпа сорвалась, криком сломана:
— Жуёт!
Не знает, зачем они.
Деревня!
Стыдом овихрены шаги коня.
Выбелена грива от уличного газа.
Обратно
по Набережной
гонит гиканье
последнюю из петербургских сказок.
И вновь император
стоит без скипетра.
Змей.
Унынье у лошади на морде.
И никто не поймёт тоски Петра —
узника,
закованного в собственном городе.
Источник
Конец петербургской сказки
С первой же строфы поэт вводит в стихотворение антитезу, сталкивая высокое и низкое. После прочтения первых строк в нашем сознании всплывают пушкинские строки, открывающие поэму “Медный Всадник”:
Маяковский практически повторяет эти строки:
Стоит император Петр Великий,
думает:
“Запирую
Но торжественное звучание пушкинского стиха заменяется разговорными интонациями. Впрочем, цель Маяковского – не спародировать Пушкина, а, вызвав в сознании читателя образ, им созданный, показать, как время этот образ трансформировало – исказило замысел Петра; показать, как буржуа начала XX века мог бы воспроизвести пушкинскую поэму.
Фантастическое вводится в текст с первых же двух строк: поэт открывает стихотворение грамматической основой стоит император, хотя речь в дальнейшем пойдет об ожившем Медном всаднике, разделившемся на составляющие его части – Петра, коня и змея. Добавим,
Разгадка заключается в том, что Маяковский имеет в виду именно памятник, который ставят кому-либо, но при этом сжимает предложение, опуская все второстепенное, и тем самым создает олицетворение, которое усиливается вторым сказуемым, вынесенным в отдельную строку в силу его смысловой важности, – думает.
Имя императора дано в сопровождении не номера (Первый), а эпитета, которым наделили царя современники и историки, – Великий. Это важная деталь: прозвание Петра вызывает самые разные ассоциации – с его деяниями и с его ростом. У прямой речи, выражающей мысли Петра Великого, несколько функций: с одной стороны, вызывая реминисценции с пушкинским текстом, прямая речь создает торжественное настроение и передает масштабность деятельности императора, с другой – акцентация сказуемого запирую (вместо пушкинского запируем) и введение подлежащего я придают тексту эгоистическое, а потому и ироническое звучание.
Смысл иронии раскроется в дальнейшем, но мы отметим, что мысли Петра о пире перекликаются с тем, что происходит рядом с ним. В пушкинском тексте глагол запируем имеет переносное значение. Замысел царя о всемирном пире, который даст новая Россия, спародирован историей: буржуа пируют вовсю (прямое значение слова), вся их жизнь превращена в поглощение пищи и спиртных напитков. Контраст между намерениями Петра и их реализацией выражает в строфе противительный союз а:
Великие замыслы обернулись великой жратвой. Поэзии не место в этом городе, и сам текст внушает эту мысль читателю: Маяковский намеренно вводит в поэтический текст разговорную, даже грубую лексику и лишает его ясной, угадываемой ритмичности. Дело в том, что стихотворение написано акцентным стихом, но в каждой строфе количество ударных слогов в строчках варьируется от четырех до двух. Отдельные слова образуют строки, выпирают из текста: в строфах оказывается от шести до девяти строк.
Кажется, что и рифма, которая в классическом стихе крепит строфы в единое целое, почти изгнана и случайна. Однако если записать строки без лесенки, то окажется, что рифма никуда не делась, и она действительно не дает строкам распасться, например:
Прохожие стремились войти и Выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил Рост.
Кто-то рассеянный бросил: “Извините”,
наступив нечаянно на змеин Хвост.
Этот принцип нарушается только во второй строфе, в которой мы найдем только пару рифмующихся слов: снят – Сенат.
Эти приемы депоэтизации поэтического текста нужны Маяковскому, чтобы донести до читателя свой замысел: в граде Петра царствует пошлость! Так сама форма становится содержательной.
Во второй строфе Маяковский излагает мотив, заставивший Петра покинуть постамент, – это зависть. Сияние гостиницы, движение вокруг ее огней привлекает внимание царя, поддающегося на петербургский обман. “Веселый царь” не прочь повеселиться! Но поэт подчеркивает, что трое медных сознают, что нарушают правила, что им не положено двигаться, что их действия могут вызвать переполох в Сенате.
Внутренний конфликт обозначен. Петр впервые действует не так, как всегда: он таится, скрывается, а ведь при жизни все было подчинено его воле! И этот факт создает в тексте комический эффект.
Троица напоминает преступников, отправляющихся на дело. Но эта строфа вызывает и грусть, и не только тем, что император вынужден скрывать свою способность к передвижению, но и тем, что никому в голову не приходит: он все видит, слышит, на все реагирует.
В третьей строфе комический эффект нарастает. Он вызван несоответствием реакций прохожих на то, что происходит. Опасения Петра оказались напрасными: никто не замечает, что перед ними медные фигуры, ведущие себя как живые.
Страх Петра спугнуть Сенат оказался беспочвенным: чтобы испугаться, нужно заметить! Петра не узнают в Петербурге: швейцар в поклоне не уменьшил рост. Маяковский усиливает абсурдность ситуации, доводя ее до гротеска:
Кто-то
рассеянный
бросил:
“Извините”,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Никого не смущает и то, что в ресторан вместе с медным Петром входит медный конь и вползает медный змей.
Что же должно произойти, чтобы люди оторвались от своего обеда? Пятая строфа отвечает на этот естественно возникающий вопрос. Но ответ не может удовлетворить ни читателя, ни автора, он вызывает не только смех, но и гнев.
Пошлое чувство превосходства над себе подобными пробуждает толпу. Обратим внимание, что Маяковский выбирает именно слово толпа. Оно несет значение спаянности, единства, полного отсутствия индивидуальных чувств и мыслей – это монолит.
Насмешки над лошадью, перепутавшей соломинки для коктейлей с соломой, нелепы сами по себе: лошадь не должна в этом разбираться! Тем более медная! Но этот поступок медного коня и является недопустимым для буржуа: деревне не место в “Астории”. Так никто и не узнал императора, не поразился тому, что в ресторан зашел оживший Петр в сопровождении коня и змея.
То, что действительно фантастично, в Петербурге остается незамеченным! Вот что в стихотворении самое невероятное. Этот мир не способен удивляться; сказку, вымысел вытеснил обед, радость чуда здесь заменило презрение к не таким, как все; уважение к величию погребено под самодовольством.
Две финальные строфы – развязка и своеобразный эпилог – наполнены отчаяньем автора и стыдом его героев, а по Петербургу проносится гиканье толпы, легко победившей Петра, сломившей его величие.
В последней строфе сжатое сравнение Петр – узник выражает сочувствие поэта. Мы видим его печальную улыбку, потому что комизм произошедшего не отменяется: смешна слабость всесильного некогда царя, гнусны люди, переставшие удивляться чудесам, разучившиеся сочинять сказки. Смешно, когда великие замыслы искажаются до неузнаваемости.
Смешно – и одновременно горько.
Вопросы и задания для наблюдений
Перечитайте стихотворение. Каков его пафос?
Найдите в тексте стихотворения примеры словотворчества Маяковского. Определите лексическое значение этих слов, словосочетаний и тропов. С какой целью употребляет их поэт?
Как они помогают читателю понять авторское отношение к изображаемому?
Что показалось вам самым странным в этой сказке?
Что вызвало ваш смех? Как бы вы его охарактеризовали? Над кем и над чем смеется поэт?
Как окрашен его смех?
Понаблюдайте за ритмикой, строфикой и рифмой стихотворения. Какие особенности вы заметили? Какую роль играют в стихотворении ритм и рифма?
Какие антитезы есть в стихотворении? Как они помогают обнаружить авторскую позицию?
Почему Маяковский называет стихотворение “Последней петербургской сказкой”?
Опишите иллюстрации, которые вы бы сделали к этому стихотворению Маяковского. Как бы вы выразили в них иронию? Какие средства создания комического использовали бы?
Сочините сказку о том, что бы могло случиться с ожившим Медным всадником сегодня.
Наша Прогулка вокруг Медного всадника оказалась довольно продолжительной, но все же не исчерпавшей тему. Вопросов оказывается больше, чем ответов. Что же такое душа города? Есть ли в любом городе нечто метафизическое, неизменное, постоянное?
Или город – это только наше переживание, наше восприятие?
Задания, которые ученики выполняют после цикла прогулок к Медному всаднику
Рассмотрите репродукции, на которых запечатлен Медный всадник. К каким произведениям они могли бы послужить иллюстрациями? Почему?
В Петербурге есть три полнофигурных памятника Петру I – работы Растрелли, Фальконе и Шемякина. Какой из них ближе вашему представлению о Петре и его деяниях? Напишите сочинение об одном из этих памятников, соединив описание памятника с размышлениями о нем и толкованием замысла скульптора.
Последняя петербургская сказка
Стоит император Петр Великий,
думает:
“Запирую на просторе я!” –
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница “Астория”.
Сияет гостиница,
за обедом обед она
дает.
Завистью с гранита снят,
слез император.
Трое медных
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат.
Прохожие стремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то
рассеянный
бросил:
“Извините”,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Император,
лошадь и змей
неловко
по карточке
спросили гренадин.
Шума язык не смолк, немея.
Из пивших и евших не обернулся ни один.
И только
когда
над пачкой соломинок
в коне заговорила привычка древняя,
толпа сорвалась, криком сломана:
– Жует!
Не знает, зачем они.
Деревня!
Стыдом овихрены шаги коня.
Выбелена грива от уличного газа.
Обратно
по Набережной
гонит гиканье
последнюю из петербургских сказок.
И вновь император
стоит без скипетра.
Змей.
Унынье у лошади на морде.
И никто не поймет тоски Петра –
узника,
закованного в собственном городе.
Источник
Последняя Петербургская сказка
Стоит император Петр Великий,
думает:
«Запирую на просторе я!» —
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница «Астория».
Сияет гостиница,
за обедом обед она
дает.
Завистью с гранита снят,
слез император.
Трое медных
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат.
Прохожие стремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то
рассеянный
бросил:
«Извините»,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Император,
лошадь и змей
неловко
по карточке
спросили гренадин.
Шума язык не смолк, немея.
Из пивших и евших не обернулся ни один.
И только
когда
над пачкой соломинок
в коне заговорила привычка древняя,
толпа сорвалась, криком сломана:
— Жует!
Не знает, зачем они.
Деревня!
Стыдом овихрены шаги коня.
Выбелена грива от уличного газа.
Обратно
по Набережной
гонит гиканье
последнюю из петербургских сказок.
И вновь император
стоит без скипетра.
Змей.
Унынье у лошади на морде.
И никто не поймет тоски Петра —
узника,
закованного в собственном городе.
Stoit imperator Petr Veliky,
dumayet:
«Zapiruyu na prostore ya!» —
a ryadom
pod pyanye kliki
stroitsya gostinitsa «Astoria».
Siaet gostinitsa,
za obedom obed ona
dayet.
Zavistyu s granita snyat,
slez imperator.
Troye mednykh
slazyat
tikho,
chtob ne spugnut Senat.
Prokhozhiye stremilis voyti i vyti.
Shveytsar v poklone ne umenshil rost.
Kto-to
rasseyanny
brosil:
«Izvinite»,
nastupiv nechayanno na zmein khvost.
Imperator,
loshad i zmey
nelovko
po kartochke
sprosili grenadin.
Shuma yazyk ne smolk, nemeya.
Iz pivshikh i yevshikh ne obernulsya ni odin.
I tolko
kogda
nad pachkoy solominok
v kone zagovorila privychka drevnyaya,
tolpa sorvalas, krikom slomana:
— Zhuyet!
Ne znayet, zachem oni.
Derevnya!
Stydom ovikhreny shagi konya.
Vybelena griva ot ulichnogo gaza.
Obratno
po Naberezhnoy
gonit gikanye
poslednyuyu iz peterburgskikh skazok.
I vnov imperator
stoit bez skipetra.
Zmey.
Unynye u loshadi na morde.
I nikto ne poymet toski Petra —
uznika,
zakovannogo v sobstvennom gorode.
Poslednyaya Peterburgskaya skazka
Cnjbn bvgthfnjh Gtnh Dtkbrbq,
levftn:
«Pfgbhe/ yf ghjcnjht z!» —
f hzljv
gjl gmzyst rkbrb
cnhjbncz ujcnbybwf «Fcnjhbz»/
Cbztn ujcnbybwf,
pf j,tljv j,tl jyf
lftn/
Pfdbcnm/ c uhfybnf cyzn,
cktp bvgthfnjh/
Nhjt vtlys[
ckfpzn
nb[j,
xnj, yt cgeuyenm Ctyfn/
Ghj[j;bt cnhtvbkbcm djqnb b dsqnb/
Idtqwfh d gjrkjyt yt evtymibk hjcn/
Rnj-nj
hfcctzyysq
,hjcbk:
«Bpdbybnt»,
yfcnegbd ytxfzyyj yf pvtby [djcn/
Bvgthfnjh,
kjiflm b pvtq
ytkjdrj
gj rfhnjxrt
cghjcbkb uhtyflby/
Ievf zpsr yt cvjkr, ytvtz/
Bp gbdib[ b tdib[ yt j,thyekcz yb jlby/
B njkmrj
rjulf
yfl gfxrjq cjkjvbyjr
d rjyt pfujdjhbkf ghbdsxrf lhtdyzz,
njkgf cjhdfkfcm, rhbrjv ckjvfyf:
— ;etn!
Yt pyftn, pfxtv jyb/
Lthtdyz!
Cnsljv jdb[htys ifub rjyz/
Ds,tktyf uhbdf jn ekbxyjuj ufpf/
J,hfnyj
gj Yf,tht;yjq
ujybn ubrfymt
gjcktly// bp gtnth,ehucrb[ crfpjr/
B dyjdm bvgthfnjh
cnjbn ,tp crbgtnhf/
Pvtq/
Eysymt e kjiflb yf vjhlt/
B ybrnj yt gjqvtn njcrb Gtnhf —
epybrf,
pfrjdfyyjuj d cj,cndtyyjv ujhjlt/
Источник
Владимир Маяковский
«Последняя петербургская сказка»
Стоит император Петр Великий,
думает:
«Запирую на просторе я!»—
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница «Астория».
Сияет гостиница,
за обедом обед она
дает.
Завистью с гранита снят,
слез император.
Трое медных
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат.
Прохожие стремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то
рассеянный
бросил:
«Извините»,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Император,
лошадь и змей
неловко
по карточке
спросили гренадин.
Шума язык не смолк, немея.
Из пивших и евших не обернулся ни один.
И только
когда
над пачкой соломинок
в коне заговорила привычка древняя,
толпа сорвалась, криком сломана:
— Жует!
Не знает, зачем они.
Деревня!
Стыдом овихрены шаги коня.
Выбелена грива от уличного газа.
Обратно
по Набережной
гонит гиканье
последнюю из петербургских сказок.
И вновь император
стоит без скипетра.
Змей.
Унынье у лошади на морде.
И никто не поймет тоски Петра —
узника,
закованного в собственном городе.
Экспресс- анализ стихотворения
2-я cтрофа — 9 строк, девятистишие.
Рифмы: гостиница-она-дает-снят
император-медных-слазят-тихо
Сенат.
Рифмовка: ABCD EFDG D
3-я cтрофа — 7 строк, семистишие.
Рифмы: выйти-рост-то-рассеянный-бросил-Извините-хвост.
Рифмовка: ABCDEAB
4-я cтрофа — 7 строк, семистишие.
Рифмы: Император-змей-неловко-карточке-гренадин-немея-один.
Рифмовка: ABCDEFE
5-я cтрофа — 8 строк, восьмистишие.
Рифмы: только-когда-соломинок-древняя
сломана-Жует-они-Деревня.
Рифмовка: ABCD EFGA
6-я cтрофа — 6 строк, шестистишие.
Рифмы: коня-газа-Обратно-Набережной-гиканье-сказок.
Рифмовка: ABCDEF
7-я cтрофа — 7 строк, семистишие.
Рифмы: император-скипетра-Змей-морде-Петра-узника-городе.
Рифмовка: ABCDBED
Анализ стихотворения сделан программой в реальном времени
Используйте короткие ссылки для сокращения длинных адресов
Строфа
Строфа — это объединение двух или нескольких строк стихотворения, имеющих интонационное сходство или общую систему рифм, и регулярно или периодически повторяющееся в стихотворении. Большинство стихотворений делятся на строфы и т.о. являются строфическими. Если разделения на строфы нет, такие стихи принято называть астрофическими. Самая популярная строфа в русской поэзии — четверостишие (катрен, 4 строки). Широко употребимыми строфами также являются: двустишие (дистих), трёхстишие (терцет), пятистишие, шестистишие (секстина), восьмистишие (октава) и др. Больше о строфах
Стихотворная стопа
Стопа — это единица длины стиха, состоящая из повторяющейся последовательности ударного и безударных слогов.
Двухсложные стопы состоят из двух слогов:
хорей (ударный и безударный слог), ямб (безударный и ударный слог) — самая распостранённая стопа в русской поэзии.
Трёхсложные стопы — последовательность из 3-х слогов:
дактиль (ударный слог первый из трёх), амфибрахий (ударный слог второй из трёх), анапест (ударный слог третий).
Четырёхсложная стопа — пеон — четыре слога, где ударный слог может регулярно повторяться на месте любого из четырёх слогов: первый пеон — пеон с ударением на первом слоге, второй пеон — с ударением на втором слоге и так далее.
Пятисложная стопа состоит из пяти слогов: пентон — ударный слог третий из пяти.
Больше о стопах
Стихотворный размер
Размер — это способ звуковой организации стиха; порядок чередования ударных и безударных слогов в стопе стихотворения. Размер стихотворения повторяет название стопы и указывает на кол-во стоп в строке. Любая стопа может повторяться в строке несколько раз (от одного до восьми, и более). Кол-во повторов стопы и определяет полный размер стиха, например: одностопный пентон, двухстопный пеон, трехстопный анапест, четырёхстопный ямб, пятистопный дактиль, шестистопный хорей и т.д. Больше о размерах
Рифма
Рифма — это звуковой повтор, традиционно используемый в поэзии и, как правило, расположенный и ожидаемый на концах строк в стихах. Рифма скрепляет собой строки и вызывает ощущение звуковой гармонии и смысловой законченности определённых частей стихотворения. Рифмы помогают ритмическому восприятию строк и строф, выполняют запоминательную функцию в стихах и усиливают воздействие поэзии как искусства благодаря изысканному благозвучию слов. Больше о рифмах
Рифмовка
Рифмовка — это порядок чередования рифм в стихах. Основные способы рифмовки: смежная рифмовка (рифмуются соседние строки: AA ВВ СС DD), перекрёстная рифмовка (строки рифмуются через одну: ABAB), кольцевая или опоясывающая рифмовка (строки рифмуются между собой через две другие строки со смежной рифмовкой: ABBA), холостая (частичная рифмовка в четверостишии с отсутствием рифмы между первой и третьей строкой: АBCB), гиперхолостая рифмовка (в четверостишии рифма есть только к первой строке, а ожидаемая рифма между второй и четвёртой строкой отсутствует: ABAC, ABCA, AABC), смешанная или вольная рифмовка (рифмовка в сложных строфах с различными комбинациями рифмованных строк). Больше о рифмовке
Дольник, тактовик, акцентный стих
Дольник — размер тонического стихосложения, в котором совпадают только ударные слоги, а количество безударных слогов между ними может колебаться от одного до трёх, либо безударные слоги могут периодически даже отсутствовать. Иллюзия ритма у дольников создаётся только за счёт ударных слогов.
Тактовик — то же, что и дольник, только кол-во безударных слогов между ударными может достигать 4-х слогов.
Акцентный стих — то же, что и дольник/тактовик, только количество безударных слогов между ударными может превышать 4 слога. Акцентный стих часто образуется благодаря использованию длинных и сверхдлинных слов, что не совсем свойственно для поэзии. Кол-во ударений в строках акцентного стиха, как правило, совпадает. Рифма — обязательный элемент в акцентном стихе, без неё акцентный стих превращается в верлибр (свободный стих). Типичный пример современных акцентных стихов — рэп. Больше о дольниках и тактовиках
Источник
Глава 2 «Последняя Петербургская сказка»
Цель занятия:
определить тот «сказочный ключ»,
что позволит ввести детей в Петербургскую историю.
Да, я ввожу детей в Петербургскую историю, рассказывая им сказки о Городе. В них здания не оживают, как игрушки в Детском саду после того, как все уйдут домой. Их герои не перемещаются во Времени с помощью фантастических приключений-превращений. В них Прошлое не становится реальностью нынешнего дня. Мои сказки — особые: чаще всего, историко-архитектурные и, всегда, с философским подтекстом. Мне кажется…
Чтобы СКАЗКА была историко-архитектурной и при этом оставалась, действительно, СКАЗКОЙ, нужно отделить и столкнуть между собой достоверное, реальное с фантастическим, невероятным, сказочным, то-есть, именно с тем, разумом непостижимым, чего так много в истории Невы и Прекрасного Града.
Я долго искала сюжет, что позволил бы достаточно эффектно ввести детей в историю Города. И, как мне кажется, нашла — стихотворение Владимира Маяковского «Последняя петербургская сказка». В нем столкновение реального с фантастическим — тот принцип, что позволяет поэту увидеть страшную мету нынешнего (для него и для нас) времени.
Чтобы усилить впечатление от фантазийности происходящего, я нагнетаю ощущение достоверности времени и места, пользуясь двумя возможностями. Приношу на занятия красный том стихов Маяковского и по нему читаю вслух «Последнюю Петербургскую сказку». Показываю слайды Сенатской площади, гостиницы «Астория» и «Медного всадника», среди которых много крупно снятых деталей.
Сама Сказка держится на сочетании двух интонаций. Одна из них подчеркивает пошлость, которой обернулось фантастическое происшествие. Другая подчеркивает трагизм такого оборачивания. Завершается Сказка беседой…
Открыла я как-то раз красный том стихов советского поэта Владимира Маяковского. Открыла и не поверила своим глазам. Вертикальный ряд строк назывался так странно, так грустно, так проникновенно: «Последняя петербургская сказка». Почему
последняя? Я не знаю предыдущих, но смириться с тем, что никто и никогда никаких «петербургских сказок» больше не напишет, я не согласна. И вы тоже, я думаю.
В «Сказке» рассказывалось о том, как однажды, под вечер, неожиданно, вдруг, ожил «Медный всадник». Все знают этот памятник. Его автор — французский скульптор Фальконе. Памятник установлен на Сенатской площади в Петербурге. Внизу — гигантский гранитный «гром-камень». На «гром-камне» Медный змий. Над Змием, встав на дыбы, застыл Медный конь. На Коне восседает Медный всадник. То — Император Петр Первый Великий. Он основал наш Город. Он преобразил всю Россию. На голове Императора — лавровый венок. Грозный взгляд устремлен вдаль. Одна рука сдерживает Коня, натянув удила. Другая взметнулась вверх в державном жесте. На поясе короткий боевой меч. Таким видела Императора Новая Россия
Великая просвещенная страна. То — Победитель, Покоритель, Повелитель, настоящий античный Герой!
Так вот, в «Последней петербургской сказке» рассказывается о том, как однажды, под вечер, неожиданно, вдруг, ожил «Медный всадник». Ожил Великий Преобразователь. Ожил Конь, поднятый им на дыбы, как Россия. Ожил даже Змий хрипящий — воплощение Зла, побежденного Героем и Новой Россией. Ожив, все трое отправились в ресторан гостиницы «Астория», расположенной неподалеку от Сенатской площади, где они стояли вечными стражами Петровой славы…
Трое медных
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат
Никто не заметил исчезновения «Медного Всадника». Ни у кого никакого интереса не вызвало появление странной троицы в ресторане. Только…
Кто-то
рассеянный
бросил:
«Извините»,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Император,
лошадь и змей
неловко
по карточке
спросили гренадин…
Из пивших и евших не обернулся ни один.
Выпили бы они спокойно свой прохладительный напиток и вернулись бы на «гром-камень», но — испортил дело Конь, решивший по-своему, по-лошадиному, расправиться с пачкой «соломинок» в стакане. И…
Толпа сорвалась, криком сломана:
— «Жует!
Не знает, зачем они.
Деревня!»
Стыдом овихрены шаги коня.
Выбелена грива от уличного газа.
Обратно
по Набережной
гонит гиканье
последнюю из петербургских сказок.
И вновь император
стоит без скипетра.
Змей.
Унынье у лошади на морде.
И никто не поймет тоски Петра —
узника,
закованного в собственном городе.
Вот и все. До жути просто. Такая сказка, действительно, может быть только последней. Самой последней, потому что забыли петербуржцы-россияне Великие смыслы, придающие жизни Высокую поэзию. Герой, Конь, Змий для новых петербуржцев-россиян — звук пустой, образ неразличимый. Их нет, потому что не может быть. Есть толпа… Из нелюдей.
Толпа пьет и ест. Толпа впадает в безумную ярость, если кто-нибудь сделает что-нибудь, неположенное по Закону толпы. «Не положено жевать «соломинки» для питья!» — и за мелкую оплошность бедолаги-коня толпа преследует гиканьем Великого Императора. Преследует Творца Города-счастья: ныне он в этом Граде — «узник», закованный в медную оболочку. «Узник», все чувствующий, но, бессильный что-либо изменить. Способный лишь наблюдать в своем тягостно-медном оцепенении, чем завершается замысленное им — Великим Петром, «Великое предприятие».
Согласитесь, страшен Мир без Великих смыслов,
придающих жизни Высокую поэзию?!
Может быть, еще не поздно?
Может быть, еще можно избежать
Последнего приступа безумия?
Избежать каждому. Избежать по-своему.
Например, сочинив «1001 ПЕТЕРБУРГСКУЮ СКАЗКУ»!
По завершении «Сказки», непременно, начинается разговор о сущности случившегося. Обычно, разговор этот полон боли и надежд на лучшее в петербуржцах-россиянах. Не бойтесь бесед на серьезные темы. Они важны, они нужны: дети — те самые люди, для которых Высокое полно смысла.
Чтобы настроить детей на тему следующего занятия, прошу их подумать, о чем должна идти речь в «Первой петербургской сказке».
Чтобы пользующиеся предложенным ходом были свободны в выборе отрывков, даю приложение — полный текст стихотворения Владимира Маяковского, написанного им в 1916 году…
ПОСЛЕДНЯЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ СКАЗКА
Стоит император Петр Великий,
думает:
— «Запирую на просторе я!» —
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница «Астория».
Сияет гостиница,
за обедом обед она
дает.
Завистью с гранита снят,
слез император.
Трое медных
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат.
Прохожие устремились войти и выйти.
Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то
рассеянный
бросил
«Извините»,
наступив нечаянно на змеин хвост.
Император,
лошадь и змей
неловко
по карточке
спросили гренадин.
Шума язык не смолк, немея.
Из пивших и евших не обернулся ни один.
И только
когда
над пачкой соломинок
в коне заговорила привычка древняя,
толпа сорвалась, криком сломана:
— «Жует!
Не знает, зачем они.
Деревня!»
Стыдом овихрены шаги коня.
Выбелена грива от уличного газа.
Обратно
по набережной
гонит гиканье
последнюю из петербургских сказок.
И вновь император
стоит без скипетра.
Змей.
Унынье у лошади на морде.
И никто не поймет тоски Петра-
узника,
закованного в собственном городе.
Источник